В каменной гряде Галилейских гор, окружающих Тивериадское озеро, как ряд крепостных стен с мощными башнями из булыжника и известняка, высится гора Фавор. На ее вершине находится небольшой греческий храм, а невдалеке – остов древней, разрушенной временем и войнами церкви и руины зданий, когда-то представлявших собой сторожевой пост римских легионеров или крепость, построенную мятежными иудеями, бросившими вызов могучей Империи.

Во времена земной жизни Христа Спасителя это была пустынная, заросшая кустарником и низкорослыми деревьями гора. На ее вершину Господь поднялся вместе с тремя Апостолами. Там перед учениками явил Он в зримом образе Свое Божественное величие: вечный Свет Божества, более яркий и чистый, чем лучи солнца, Свет, который не ослеплял, а наполнял душу неизъяснимой радостью, небесным покоем и блаженством. Этот Свет был откровением дивной красоты Божией, в сравнении с которой вся чувственная земная красота показалась бы темной, мрачной ночью, а земные наслаждения, если бы слить их в одну чашу, – напитком, горьким, как полынь. Этот Свет был началом, источником и полнотой бытия. На горе Преображения человеческой мысли ничего не хотелось знать, но только созерцать вечный, несотворенный Свет. Человеческое сердце ничего не могло желать, кроме одного – всегда пребывать в лучах Фаворского Света.

Перед Апостолами открылось таинство вечной жизни, как вечное озарение Божественным Светом, где в каждом мгновении – полнота всего счастья; и в то же время это счастье постоянно увеличивается и раскрывается в новых волнах Божественного Света. Поэтому вечная жизнь – это всегда новое, всегда неведомое, всегда нежданное, всегда дивно прекрасное и неповторяющееся в своей красоте.

Внутренняя жизнь христианина – восхождение на духовный Фавор, над обрывами и пропастями греха, сквозь колючие тернии своих страстей; это путь стяжания христианином Духа Святаго, того небесного Огня и Света, Который в вечности превратит его самого в свет и сделает подобным преобразившемуся Христу Спасителю. Господь преобразился ночью. Преображение – это тайна будущего века; ночь знаменует собой тайну.

Божественный Свет невозможно постигнуть мыслью, найти ему аналогии в земном бытии, воспроизвести в эмоциональной памяти. Когда он является душе, то молчит в изумлении ум, умирает страсть, пробуждаются некие утонченные чувства духа. Человек не знает, в нем ли этот Свет или вне его, но он воспринимает его как жизнь, как выход из своей человеческой ограниченности и обусловленности в свободу Божественного бытия.

Явление Божественного Света священномученик Дионисий Ареопагит назвал «временной вечностью», то есть вечностью, открывшей себя во времени и сквозь время.

Господь преобразился ночью, Божественный Свет далек от всех иных форм света, как солнечные лучи – от мрака глубокой и глухой ночи.

Почему Господь взял с Собой трех Апостолов, а не всех Своих учеников? Потому, что среди двенадцати был Иуда – богоотступник и предатель, недостойный в!идения Преображения и озарения Божественным Светом. В сердце Иуды царил ад, в нем клубился черный огонь преисподней. Иуда не мог и не должен был воспринимать Божественный Свет, Который он уже согласился продать за тридцать сребреников. Три ученика стали тремя свидетелями Преображения. Им предстояло во время грядущих испытаний укрепить других Апостолов в вере и надежде, что Христос – истинный Сын Божий.

Апостолы с изумлением увидели, как перед Христом предстали два ветхозаветных пророка – Моисей и Илия – и беседовали с Ним. Илия окружен в Ветхом Завете особым почитанием. Его служение сокровенно и мистично. Это – огненный дух веры, который противостоит тлетворному духу языческих цивилизаций и культу человеческих страстей. Это – то духовное пламя, угасить которое не может сатанинский дух, воплощающийся в тиранах и диктаторах на протяжении всей мировой истории и готовящийся с особой силой проявиться в лице грядущего антихриста – «апостола» и медиума сатаны.

Дух Илии – это всецелая преданность Богу, внутреннее очищение человеческого ума и сердца, делающее человека еще при жизни ангелоподобным. Это огонь любви к Богу, любви требовательной, бескомпромиссной, которая может показаться суровой и даже жестокой, жертвенно помогающей всякому добру и в то же время, как пламя, испепеляющей грех и зло. Илия должен прийти в конце мира. Он – Предтеча Второго Пришествия Христова. Он придет в то время, когда зло примет не виданные ранее колоссальные размеры и изощренные формы, когда земная власть и сам руль истории неожиданно окажутся в руках антихриста. Антихристом завершится та богоборческая ветвь человеческого рода, которая началась с Каина, протянулась к Нимвроду, дала миру, как ядовитые гроздья, древних и новых тиранов, убийц и насильников человечества. Квинтэссенция мирового зла – антихрист.

Первый Предтеча Христа – Иоанн Креститель – стал жертвой Ирода, царя из духовного рода антихриста. Предтеча Второго Пришествия Христова – Илия – станет жертвой самого антихриста. Явлением Илии на землю замкнется последнее звено истории мира. Черной бездне греха должен противостать ослепительный свет.

С Христом беседовал пророк Моисей. Он назван Боговидцем. На Синае Моисей принял от Бога Закон, но этот Закон должен был раскрыться и высветиться в своих глубинах на Голгофе. Этот Закон предвозвещал Евангелие; оно содержалось в нем, как сердце в груди человека, или как семя носит в себе начаток прекрасного цветка. На Синае Моисей просил Господа показать ему Свое лицо, но услышал в ответ, что может видеть только след Божества.

Толкователи Библии объясняют, что «следом» и «тенью» Божества назван видимый мир, который учит Боговидению и Богопознанию, а также – написанный Закон. Лик Божества – это само существо Божества, которое остается неведомым даже для светозарных духов. Наиболее четкое определение Божества – Бог, не постижимый мыслью и не выразимый словом.

Илия был живым взят на небо, то есть перенесен в другой эон существования, в другие, вневременные сферы бытия, в инобытие. В конце мира он должен прийти, чтобы отдать дань смерти, умереть как человек, но воскреснуть как причастник и общник Святаго Духа.

Моисей умер на горе Нево. Оттуда он видел расстилающиеся под его ногами просторы Обетованной Земли, а духовным взором созерцал Небесное отечество, в которое должен был ввести народы не меч Иисуса Навина, а Крест Иисуса Христа. До Голгофской жертвы душа Моисея, как и души всех людей, еще не искупленных Спасителем, находилась в аду. Но ад был для праведных не местом и состоянием мучения, а грустью о разлучении с Божеством, озаряемой надеждой на пришествие Мессии. Поэтому экзегеты считают, что Христос беседовал с пророками Илией и Моисеем о Своих страданиях, Распятии и Воскресении из мертвых.

Надо сказать, что теософы и антропософы[5], основывающие свои мировоззрения на языческой космологии и антропологии Вед и Упанишад, гностиков и манихеев, нередко пытаются подтвердить Священным Писанием проповедуемую ими теорию перевоплощения (метампсихоза). В своих переложениях Евангелия под броскими названиями: «Евангельский эзотеризм», «Тайна открыта» и т. д. они пытаются доказать, что Иоанн Креститель – это перевоплощение пророка Илии. Здесь мы имеем дело, во-первых, с незнанием библейской символики и образного языка Евангелия; во-вторых, с фрагментом, взятым вне связи с определенным контекстом и всем Евангельским повествованием в целом.

Слова Спасителя Илия уже пришел (Мф. 17, 12) означают сходство пророческого служения Илии и Иоанна Крестителя. Иоанн Креститель – Предтеча Первого Пришествия Христа, которым замыкается исторический цикл Ветхого Завета. Илия – Предтеча Второго Пришествия, которым должен завершиться новозаветный, последний цикл земного существования человечества, так как третьего Откровения и иного Евангелия не будет. В устных ветхозаветных преданиях Илия выступает как Предтеча Мессии, поэтому Иоанн назван, по величию и значению своего пророческого служения, Илией. Иоанн – проповедник покаяния, Илия – обличитель мирового зла.

В Евангелии повествуется, как иудеи спрашивали Иоанна Крестителя: Ты Илия? Он ответил: Нет (Ин. 1, 21). Следовательно, по мнению антропософов, самопознание величайшего из пророков было намного ниже, чем оккультные знания их вождя – Рудольфа Штайнера.

Во время Преображения Господу явился Илия, а не Иоанн Креститель. Антропософы указывают, что это событие произошло после смерти Иоанна Крестителя, и опять попадают в логическую неувязку. Если перевоплощение теософы и антропософы связывают со ступенями духовной лестницы, то, значит, они считают, что жизнь Иоанна Крестителя – отшельника, проповедника покаяния и мученика за правду – ничего не прибавила к его прошлому существованию, то есть перевоплощение в Иоанна ничего не прибавило и не убавило для Илии. Тогда зачем же само перевоплощение? Для индуистов и теософов личности как нравственно-волевой духовной монады не существует. Для них лица – это театральные маски. Кончается космический цикл, день Брамы, артисты сбрасывают маски и исчезают за кулисами. Сцена космической истории погружается во тьму. Брама спит. Затем Абсолют пробуждается с непонятным желанием снова начать маскарад, снова разыгрывать сценарий, очередную выдуманную им самим трагикомедию на подмостках мировой истории, где зритель и артист – сам Абсолют. Любимым философом Штайнера был Яков Бёме, который учил, что мир – это отражение трагедий и противоречий, возникающих в недрах Самого Божества (то есть Бог – причина зла), а также – пантеист Гёте, для которого Христос и сатана в эмоциональном восприятии одно и то же.

Христос в Преображении явил Свое Божество, но не «Своего Бога», Сам будучи Богом. Мейстер Экхарт – один из предтеч Штайнера, учение которого вдохновляло Андрея Белого и Пшебышевского своим сатанинским декадансом, – отрицал Бога как Личность и Существо, допускал Его лишь как безликое Божество, как некую субстанцию мировой любви, и утверждал, что не человек должен быть благодарен Богу, а Бог человеку – за то, что в нем нашел для Своей любви объект. Этот примат человека над Богом проходит через всю неоязыческую, так называемую «идеалистическую немецкую философию» и одинаково уничтожает личность как Бога, так и человека. При этом «бог» у Гегеля и вообще в немецком неоязычестве играет еще более жалкую и забитую роль, чем Абсолют индуизма, тешащий себя своими иллюзиями и вечно играющий в шахматы с самим собой.

На Фаворе Господь явил Свет Божества. В XIV веке во время знаменитых споров паламитов[6] с их противниками афонские монахи прислали в Константинополь томос, где на основании святоотеческих преданий и мистического опыта Афона утверждали, что Фаворский Свет – это вечные несотворенные Божественные энергии, которые отличаются от Божественного Существа тем, что имманентны (присущи, сообщаемы) сотворенному миру, тогда как Божественное Существо трансцендентно, то есть запредельно, и, будучи внепространственно, во всем всегда остается выше всего. Божественному Существу принадлежит понятие «Личность». Поэтому мы называем Его Богом, а Божественный надмирный Свет – силой и действием Божества.

Монахи Афона писали, что существует три вида света. Один свет – чувственный, которым человек воспринимает цвета, линии, очертания, то есть реалии земного мира. Этот свет доступен не только человеку, но и низшим существам. Преподобный Антоний Великий сказал знаменитому катехизатору Дидиму, слепому с детства, когда тот жаловался, что Священное Писание ему пришлось изучить лишь по слуху: «Не печалься, что не видят твои телесные очи, которые имеются у муравьев и стрекоз, а радуйся, что ты обладаешь оком сердца, которое видит Ангелов, созерцает духовный мир».

Второй свет – свет интеллекта, свет рассудка; это свет наших мыслей и представлений; свет, достигающий особой интенсивности у философов, ученых, художников и поэтов; свет логических суждений и творческой фантазии. Это свет души, свет сотворенный, которому недоступны реалии вечности.

Третий свет – это свет Божественных откровений, это свет Духа, свет Фавора, свет аскетов и подвижников, свет, озаряющий сердце во время молитвы. Это свет, в таинственную область которого нельзя проникнуть путем логизации или силой разгоряченного воображения. Он открывается душе как новая жизнь, как духовное прозрение. Это свет мистиков и богословов, свет Боговидения и Богообщения. Свет, который воспринимается душой как полнота бытия, как полнота гносиса и полнота счастья.

Интеллектуальный свет – это свет Афин, а свет духовный – свет Фиваиды и Иерусалима, Афона и Гареджи[7]. Это свет, озарявший мучеников, делавший огненными слова проповедников; свет, который был единственным сокровищем тех, кто лишал себя всего ради Христа. Обладатели его чувствовали себя богаче и могущественнее царей. Это свет, открывающийся душе в церковных таинствах, в молитве и аскезе, свет, исходящий от чудотворных икон и мощей святых; это нетленный свет догматов Православия и мистической жизни Церкви. Мир не знает духовного света. Для него высшая ценность – интеллект, и поэтому на основе умозрительных интеллектуальных представлений он хочет судить о духовном. Отсюда происходят ереси и секты, ложная мистика, реформаторство в Церкви, пренебрежение церковной традицией и желание заменить духовный свет интеллектуальным, страстным, ограниченным, судящим о небесном по-земному, имеющим критерием истины себя самого.

Паламитские споры наряду с прочим выявили и еще одно разделение между Восточной Церковью и Римом, проходящее через область аскезы и мистики. Для католического богословия нет различия между Божественным Существом и Его энергиями-действиями, а Фаворский Свет мыслится как нечто временное и сотворенное; не как явление Божества и тайны вечности, а как некая иллюминативная демонстрация силы. Поэтому Западная Церковь, потеряв учение о духовном свете, после разрыва с Восточной начала омирщвляться: сначала – через рационализм схоластики, затем – через натурализм Ренессанса.

А Православие сохранило себя, невзирая на все натиски со стороны всепроникающего духа времени. Сохранило себя не только в православных догматах, но и во всей жизни Церкви в ее цельности и неразделимости, ее мистике, ее обрядах и песнопениях, ее преданиях о внутренней молитве, ее блестящей патристике. Православная Церковь – хранительница Фаворского Света, Света Преображения, и только при включенности в нее, жизни в ней, человеческая душа может озариться вечным духовным светом и испытать мистическое воскресение прежде всеобщего Воскресения из мертвых.

...Изумленные величественной картиной собеседования Господа и двух Его пророков, Апостолы пали на землю. Но вот все кончилось. Христос стоял один.

Господи! хорошо нам здесь быть (Мф. 17, 4), – сказал Петр. Ему хотелось навсегда продлить время Преображения. Это была радость будущего Небесного Царства. Только в лучах Божественного Света сердце человека получает истинную отраду и покой, ум его постигает сверхлогическую и сверхчувственную тайну бытия. Но свет угас. Нужен был подвиг жизни, апостольские труды и мученическая смерть, чтобы навеки стяжать в себе Божественный Свет, чтобы войти в его бесконечное Царство. Господь показал ученикам Свет Божества. Теперь они должны достигнуть его в духовной борьбе с плотью, миром и демоном. Для Христа Фавор предшествовал Голгофе, для последователей Его Голгофа предшествует Фавору.

Апостол Петр писал христианам в своем Соборном Послании: Вы – род избранный, царственное священство (1 Пет. 2, 9). Божественный Свет Преображения делает душу человека алтарем храма, а сердце – жертвенником, на котором приносится Богу непрестанное священнодействие молитвы.

Божественный Свет изображается на иконах как нимб вокруг лика святого. Это драгоценная корона, которой Господь венчает победителей. Божественный Свет Преображения – это тайна будущего века, когда в огне сгорят небеса и земля и будут новая земля и новое небо.