Запад, разорвав догматическое единство с Восточной Церковью, потерял мистическое, созерцательное восприятие духовного мира, свойственное древней Церкви. Это восприятие он заменил мимитической картиной на визуальном уровне. Мимитическая картина, по сути дела, – это искусство художественной фотографии – чем больше сходство с изображенным предметом, тем выше и талантливее считается картина. Но визуальная картина может отразить индивидуум, а не личность, то есть она не проникает за завесу человеческого тела. Духовная красота в такой картине часто подменяется красотой телесной и психологическим состоянием изображаемого человека. Такая картина динамику мистических созерцаний заменяет внешней экспрессией.

Расцвет западной католической живописи и искусства приходится на эпоху Ренессанса. Ренессанс значит «возрождение». О каком возрождении здесь идет речь? О возрождении античного искусства, о возрождении язычества. Язычникам особенно было свойственно изображать олимпийских богов, ваять их в металле и камне. Статуи языческих богов были сделаны по-человечески столь прекрасно, что до нас дошли предания о том, как некоторые люди безумно и страстно влюблялись в них. Так и живописцы эпохи Возрождения стремились передать живые пластические формы – на полотне. Мы чувствуем в фигурах «святых», которых изображали гениальные по-человечески, но слепые духовно художники Ренессанса, присутствие не духа, а плоти и крови. Пластичность, красота и вместе с тем – тяжелая материальность, заключенность в вещество человеческого тела, его тяжесть, массивность, страстность, «оземленность».

Икона – мистична, а картина – психологична. Картина вызывает у человека определенные эмоциональные переживания, икона – переживания духовные, мистические. Вид прекрасного человеческого тела может вызвать подсознательные эротические чувства, которые человек по ошибке воспримет как мистический экстаз. Такой человек, внешне молясь святому, в темных глубинах души наслаждается сексуальными переживаниями, которые имитируют духовное вдохновение. Такой человек остается невозрожденным и непросвещенным.

В иконе эпохи Возрождения, этой вершине мимитической религиозной картины, обоготворен сам человек, абсолютизированы его земные страсти, его земное бытие. Поэтому в творениях великих художников Ренессанса (великих по тому, как превозносил и превозносит их таланты этот мир, и ничтожных в измерениях духовных), в их картинах человек поклоняется самому себе. В них потерян символический язык.

Другая крайность, характерная уже для нашего столетия, – абстрактное искусство. В нем язык иконы также потерян. Символ – это общечеловеческое явление, в отличие от эмблем, метафорических образов, олицетворений, которые могут иметь индивидуальный, субъективный, единичный характер. Символ – это обобщенность и определенное постоянство. В абстрактном искусстве символ отсутствует. Абстрактное искусство всегда глубоко индивидуально и субъективно. Вместо символа оно пользуется образом, но образом деформированным, искаженным, как бы вывернутым наизнанку, который часто переходит в некие бредовые сюжеты, в некий мираж, подчеркнутую иллюзорность. Поэтому о языке абстрактного искусства так же невозможно говорить, как о языке наркоманов, о языке их безудержных, безумных видений.

А язык иконы – это язык именно символов. Через церковные символы осуществляется реальная общность молящихся, их религиозное единство, единое чувство, единая вера и надежда. Абстрактное же искусство не может никого объединить, оно индуктирует у людей на основе подсознательных ассоциаций различные образы и состояния – совершенно не сходные. Перед абстрактной картиной каждый замкнут в кругу своих глубоко личных, индивидуальных переживаний и эмоций. Поэтому-то абстрактное искусство не объединяет, а разъединяет и разобщает.

Художник-абстракционист имеет дело с темными глубинами подсознания, он вызывает из этих глубин посредством ассоциаций мрачные, неясные грезы, как заклинатель вызывает призраки из тьмы ночи. «Абстракция» – это отвлечение, отвлечение от конкретности, от реалий, это бегство в ничто, это поэзия тьмы, хаоса и безумия, поэзия катастрофы. Поэтому абстрактное искусство никогда не сможет стать искусством храмовым, никогда не сможет нести и отражать в себе храмовую символику.

Сама Церковь – это значит единство, общность, сосредоточенность. Церковь – общность молитвы, богослужения, общность символов. Установившаяся символика имеет историческую преемственность, поэтому мы должны дорожить церковным преданием как языком Церкви. Разучившись понимать этот язык, мы станем чужды ее внутренней жизни.

Если церковное искусство – обобщенный опыт подвижников и аскетов, то абстрактное искусство – опыт декадентов, имитация искусства картинами душевнобольных.

Церковное искусство показывает личность человека преображенной, просветленной Фаворским Светом. Святой смотрит в этот мир из вечности. В церковном искусстве отражена не просто человеческая личность, а личность логоизированная, то есть личность, в которой пробужден внутренний логос, личность, преображенная Духом Святым. В абстрактном искусстве отражен другой мир: распад личности, ее деформация. Абстрактное искусство – это внутренний взрыв, предчувствие будущих катаклизмов и потрясений.

В церковном искусстве дышит надежда вечной жизни и Воскресения; в абстрактном искусстве дышит смерть и ощущается запах разложения.

Церковное искусство – искусство внутренней гармонизации, внутренней логоистичности, исцеления человеческой природы. Абстрактное искусство – искусство первобытного хаоса и безумия.

В церковном искусстве вечный, незримый свет проникает и изливается как бы изнутри тех ликов, которые изображены на иконе. В абстрактном искусстве мы ощущаем тьму, которая сочится из недр картины.

В церковном искусстве фон – это вечность; в абстрактном искусстве фон – это разрушающаяся и агонизирующая Вселенная.

Церковное искусство находило свое выражение и вдохновение в монастырях, в пустынях, в молитвенных созерцаниях. Абстрактное искусство – в психиатрических больницах, в дурмане наркотиков.

В церковном искусстве не только личность человека, но и весь мир видятся преображенными в Божественном Свете, здесь приоткрывается тайна вечности. Абстрактное искусство – это состояние отчаяния или холодного демонического презрения к миру.

Церковное искусство несет в себе огромный потенциал нравственных ценностей, красоту добродетели. В абстрактном искусстве мир чаще всего показан с подчеркнутым натурализмом и цинизмом, в состоянии взрыва и распада; он видится здесь через призму демонического мистицизма, переживания ужаса будущей глобальной катастрофы. Абстракционизм – это мрачная поэзия смерти, реквием неизбежного конца, в котором звучит страшная безысходность. Полет абстракционизма – это падение в бездну. Абстракционизм не может изобразить человеческой личности, он изображает только фрагменты человеческого тела или конструкции из них как мертвую модель человека. В абстракционизме любовь подменена ужасом; где нет любви, там нет единства, там все в распаде, противостоянии и вражде. Там бунт вещей против человека и бунт человека против Бога. Там человек, который должен служить звеном между духовным и физическим мирами, сам оказался в состоянии распада. Он, как атлант, упал под тяжестью небесного свода, и этот свод, столкнувшись с Землей, превратил Вселенную в пламя испепеляющего пожара. Поэтому абстрактное искусство – это судороги и конвульсии больного мира. Мир, потерявший Бога, бьется в агонии, и художник-абстракционист стоит, зачарованный этой мрачной картиной.

Абстракционизм – уничтожение форм, поэтому картины абстракционистов воспринимаются субъективно. В абстрактном искусстве царит дух опьянения, вседозволенности, той мнимой свободы, которая переходит в пляску смерти.

Подобное познается подобным. Икона познается через совершенствование, преображение души и сама содействует этому преображению; картина – посредством культуры эмоций, эстетизмом, под которым часто скрывается культ изощренных страстей. А абстракционизм – через действие самых темных инстинктов и наклонностей человеческой личности.